Неточные совпадения
Подложили цепи под
колеса вместо тормозов, чтоб они не раскатывались, взяли лошадей под уздцы и начали спускаться; направо был утес, налево пропасть такая, что целая деревушка осетин, живущих на дне ее, казалась гнездом ласточки; я содрогнулся, подумав, что часто здесь, в глухую ночь, по этой дороге, где
две повозки не могут разъехаться, какой-нибудь курьер раз десять в год проезжает, не вылезая из своего тряского экипажа.
Он пробовал об этом не думать, старался рассеяться, развлечься, присел в вист, но все пошло как кривое
колесо:
два раза сходил он в чужую масть и, позабыв, что по третьей не бьют, размахнулся со всей руки и хватил сдуру свою же.
— Да время-то было… Да вот и
колесо тоже, Павел Иванович, шину нужно будет совсем перетянуть, потому что теперь дорога ухабиста, шибень [Шибень — выбоины.] такой везде пошел… Да если позволите доложить: перед у брички совсем расшатался, так что она, может быть, и
двух станций не сделает.
Дорога из Марьина огибала лесок; легкая пыль лежала на ней, еще не тронутая со вчерашнего дня ни
колесом, ни ногою. Базаров невольно посматривал вдоль той дороги, рвал и кусал траву, а сам все твердил про себя: «Экая глупость!» Утренний холодок заставил его раза
два вздрогнуть… Петр уныло взглянул на него, но Базаров только усмехнулся: он не трусил.
Через
два часа Клим Самгин сидел на скамье в парке санатории, пред ним в кресле на
колесах развалился Варавка, вздувшийся, как огромный пузырь, синее лицо его, похожее на созревший нарыв, лоснилось, медвежьи глаза смотрели тускло, и было в них что-то сонное, тупое. Ветер поднимал дыбом поредевшие волосы на его голове, перебирал пряди седой бороды, борода лежала на животе, который поднялся уже к подбородку его. Задыхаясь, свистящим голосом он понукал Самгина...
Рядом с коляской, обгоняя ее со стороны Бердникова, шагала, играя удилами, танцуя, небольшая белая лошадь, с пышной, длинной, почти до копыт, гривой; ее запрягли в игрушечную коробку на
двух высоких
колесах, покрытую сияющим лаком цвета сирени; в коробке сидела, туго натянув белые вожжи, маленькая пышная смуглолицая женщина с темными глазами и ярко накрашенным ртом.
Варвара сидела на борту, заинтересованно разглядывая казака, рулевой добродушно улыбался, вертя
колесом; он уже поставил баркас носом на мель и заботился, чтоб течение не сорвало его; в машине ругались
два голоса, стучали молотки, шипел и фыркал пар. На взморье, гладко отшлифованном солнцем и тишиною, точно нарисованные, стояли баржи, сновали, как жуки, мелкие суда, мухами по стеклу ползали лодки.
«Нет, не свалимся, — отвечал Вандик, — на камень, может быть, попадем не раз, и в рытвину
колесо заедет, но в овраг не свалимся: одна из передних лошадей куплена мною недели
две назад в Устере: она знает дорогу».
Кучер мой сперва уперся коленом в плечо коренной, тряхнул раза
два дугой, поправил седелку, потом опять пролез под поводом пристяжной и, толкнув ее мимоходом в морду, подошел к
колесу — подошел и, не спуская с него взора, медленно достал из-под полы кафтана тавлинку, медленно вытащил за ремешок крышку, медленно всунул в тавлинку своих
два толстых пальца (и два-то едва в ней уместились), помял-помял табак, перекосил заранее нос, понюхал с расстановкой, сопровождая каждый прием продолжительным кряхтением, и, болезненно щурясь и моргая прослезившимися глазами, погрузился в глубокое раздумье.
Я опять высунулся из тарантаса; но я бы мог остаться под навесом балчука, до того теперь явственно, хотя еще издалека, доносился до слуха моего стук тележных
колес, людской посвист, бряцанье бубенчиков и даже топот конских ног; даже пенье и смех почудились мне. Ветер, правда, тянул оттуда, но не было сомненья в том, что незнакомые проезжие на целую версту, а может и на
две, стали к нам ближе.
— А вы не познали? — сказал кузнец, — это я, Вакула, кузнец! Когда проезжали осенью через Диканьку, то прогостили, дай Боже вам всякого здоровья и долголетия, без малого
два дни. И новую шину тогда поставил на переднее
колесо вашей кибитки!
В одном месте сплошной забор сменился палисадником, за которым виднелся широкий двор с куртиной, посредине которой стоял алюминиевый шар. В глубине виднелся барский дом с колонками, а влево — неотгороженный густой сад. Аллеи уходили в зеленый сумрак, и на этом фоне мелькали фигуры
двух девочек в коротких платьях. Одна прыгала через веревочку, другая гоняла
колесо. На скамье под деревом, с книгой на коленях, по — видимому, дремала гувернантка.
Но вот и пристань. Пароход постепенно убавляет ходу; рокочущие
колеса его поворачиваются медленнее и медленнее; лоцмана стоят наготове, с причалами в руках. Еще два-три взмаха — пароход дрогнул и остановился. В числе прочих пассажиров ссаживаюсь в Л. и я, в ожидании лошадей для дальнейшего путешествия.
Его толстое лицо мигом побагровело, а глаза невероятно широко раскрылись, точно вдруг вылезли наружу, и заходили
колесом. Это было настолько страшно, что дедушка невольно отступил на
два шага назад.
Я молча смотрел на нее. Ребра — железные прутья, тесно… Когда она говорит — лицо у ней как быстрое, сверкающее
колесо: не разглядеть отдельных спиц. Но сейчас
колесо — неподвижно. И я увидел странное сочетание: высоко вздернутые у висков темные брови — насмешливый острый треугольник, обращенный вершиною вверх —
две глубокие морщинки, от носа к углам рта. И эти
два треугольника как-то противоречили один другому, клали на все лицо этот неприятный, раздражающий X — как крест: перечеркнутое крестом лицо.
Почти на том же самом месте дороги, где часа
два тому назад они настигли Эмиля, — он снова выскочил из-за дерева и с радостным криком на губах, помахивая картузом над головою и подпрыгивая, бросился прямо к карете, чуть-чуть не попал под
колеса и, не дожидаясь, чтобы лошади остановились, вскарабкался через закрытые дверцы — и так и впился в Санина.
Только когда мы выехали из города и грязно-пестрые улицы и несносный оглушительный шум мостовой заменились просторным видом полей и мягким похряскиванием
колес по пыльной дороге и весенний пахучий воздух и простор охватил меня со всех сторон, только тогда я немного опомнился от разнообразных новых впечатлений и сознания свободы, которые в эти
два дня совершенно меня запутали.
Густая серая пыль, местами изборожденная следами прокатившихся по ней
колес, сонная и увядшая муравка, окаймляющая немощеные улицы к стороне воображаемых тротуаров; седые, подгнившие и покосившиеся заборы; замкнутые тяжелыми замками церковные двери; деревянные лавочки, брошенные хозяевами и заставленные
двумя крест-накрест положенными досками; все это среди полдневного жара дремлет до такой степени заразительно, что человек, осужденный жить среди такой обстановки, и сам теряет всякую бодрость и тоже томится и дремлет.
Его сила и уверенность его обращения с тяжелыми дубовыми бревнами доставили ему повышение, и, спустя недели
две, он работал уже рядом с Ниловым, подавая лес на зубчатые
колеса, где Нилов резал его на тонкие фанеры.
Показались кожухи, заворочались
колеса, обдавая пристань мутными брызгами, хвост дыма задел по лицам густо столпившуюся публику, потом мелькнуло заплаканное лицо испуганной Лозинской, и еще через минуту — между пристанью и пароходом залегла бурливая и мутная полоса воды в две-три сажени.
Она вскочила, нарвала зеленых веток и с
двух сторон привесила к
колесам арбы, еще сверху накинув бешметом.
С нами жил еще любимый подручный Орлова — Ноздря. Неуклюжий, сутулый, ноги калмыцкие —
колесом, глаза безумные, нос кверху глядит, а из-под вывороченных ноздрей усы щетиной торчат. Всегда молчит и только приказания Орлова исполняет. У него только
два ответа на все: «ну-к што ж» и «ладно».
Рвануло вагон раза
два… и
колеса захлопали по стрелкам…
Наконец пятый кран вытаскивал их из этих люков совершенно белыми от жара, клал поочередно под круглое
колесо с острыми зубьями, вращавшееся чрезвычайно быстро на горизонтальной оси, и сорокапудовая стальная «штука» в течение пяти секунд разрезалась на
две половины, как кусок мягкого пряника.
Четвероместный ямской рыдван, запряженный
двумя мохнатыми клячами, подполз к крыльцу, скрыпя
колесами по сугробам неразметенного снега, и тщедушный лакей в неправдоподобной ливрее выскочил из передней и с некоторою отчаянностью доложил, что карета готова…
И стало видно, что в
двух шагах от его
колес, поперек рельс, лежит, сняв фуражку с седой головы, вагоновожатый, с лицом солдата, он лежит вверх грудью, и усы его грозно торчат в небо. Рядом с ним бросился на землю еще маленький, ловкий, как обезьянка, юноша, вслед за ним, не торопясь, опускаются на землю еще и еще люди…
Вдали затрещали по камням
колёса экипажа, застучали подковы. Климков прижался к воротам и ждал. Мимо него проехала карета, он безучастно посмотрел на неё, увидел
два хмурых лица, седую бороду кучера, большие усы околодочного рядом с нею.
Нет, доктор, в каждом из нас слишком много
колес, винтов и клапанов, чтобы мы могли судить друг о друге по первому впечатлению или по двум-трем внешним признакам.
После теплой, ясной погоды наступила распутица; весь май шли дожди, было холодно. Шум мельничных
колес и дождя располагал к лени и ко сну. Дрожал пол, пахло мукой, и это тоже нагоняло дремоту. Жена в коротком полушубке, в высоких, мужских калошах, показывалась раза
два в день и говорила всегда одно и то же...
В своих помещичьих скарбах Доримедонт Васильич отыскал старую, ободранную рогожную кибитку, поставленную на
две утлые дрожины на неокованных
колесах.
Из Дворянского собрания Николя достал
два стеклянные
колеса для верчения номеров.
Вместо ответа молодой человек поклонился профессору
два раза на левый бок и на правый, а затем его глазки
колесом прошлись по всему кабинету, и тотчас молодой человек поставил в блокноте знак.
В то самое время, как
два лакея приподняли старуху и просунули в дверцы, Лизавета Ивановна у самого
колеса увидела своего инженера; он схватил ее руку; она не могла опомниться от испугу, молодой человек исчез: письмо осталось в ее руке.
С этой улицы нужно было перейти в переулок, который был так узок, что если случалось встретиться в нем
двум повозкам в одну лошадь, то они уже не могли разъехаться и оставались в таком положении до тех пор, покамест, схвативши за задние
колеса, не вытаскивали их каждую в противную сторону на улицу.
— Вон из Москвы пишут: «умников» в реке топить, а упование возложить на молодцов из Охотного ряда. А когда молодцы начнут по зубам чистить, тогда горошком. Раз,
два, три и се не бе! Молодцов горошком, а на место их опять «умников» поманить. А потом «умников» горошком; так
колесом оно и пойдет.
Два других жреца провезли вдоль храма и вокруг каждой из его колонн серебряную кадильницу на
колесах.
Я поставил
два фридрихсдора. Шарик долго летал по
колесу, наконец, стал прыгать по зазубринам. Бабушка замерла и стиснула мою руку, и вдруг — хлоп!
— Trente et un! [Тридцать одно! (фр.)] — прокричал крупёр. Опять выигрыш! всего уж, стало быть, у меня восемьдесят фридрихсдоров! Я двинул все восемьдесят на двенадцать средних цифр (тройной выигрыш, но
два шанса против себя) —
колесо завертелось, и вышло двадцать четыре. Мне выложили три свертка по пятидесяти фридрихсдоров и десять золотых монет; всего, с прежним, очутилось у меня двести фридрихсдоров.
Тройниковых было еще четверо, кроме Дутлова; но один был староста, и его госпожа уволила; из другой семьи поставлен был рекрут в прошлый набор; из остальных
двух были назначены двое, и один из них даже и не пришел на сходку, только баба его грустно стояла позади всех, смутно ожидая, что как-нибудь
колесо перевернется на ее счастье; другой же из
двух назначенных, рыжий Роман, в оборванном армяке, хотя и не бедный, стоял прислонившись у крыльца и, наклонив голову, всё время молчал, только изредка внимательно вглядывался в того, кто заговаривал погромче, и опять опускал голову.
Ананий Яковлев. Ни одной, почесть, фабрики нет без него. На другую, может, прежде народу требовалось тысячи
две, а теперь одна эта самая машина только и действует. Какие там станы есть али
колеса, все одна ворочает: страсти взглянуть, когда вот тоже случалось видать, и человек двадцать каких-нибудь суется промеж всего этого, и то больше для чистоты.
Приказчик. Да что, Иван Михалыч, с этим народцем служить никак невозможно-с. Нынче опять ночью
две веревки украли. Шиненые
колеса было утащили, спасибо, углядел. Сколько раз приказывал запирать — не слушают. А ведь за все я ответить должен. Я, кажется, старался, своей, кажись, крови не жалел. Уж сделайте такую милость — меня увольте.
Как нарочно кто-то (из мужиков или босяков — неизвестно) снял с телеги новые
колеса и обменил их на старые, потом, немного погодя, унесли
две уздечки и клещи, и даже в деревне начался ропот.
— Как не слыхать! — ответил Петруха, весело вертя
колесо, двигавшее три станка. — Столы, слышно, хозяин строить задумал. Пантелея Прохорыча завтра в Захлыстино на базар посылают свежину да вино искупать. Угощенье, слышь, будет богатое. Ста полтора либо
два народу будут кормить.
Была раз гроза сильная, и дождь час целый как из ведра лил. И помутились все речки, где брод был, там на три аршина вода пошла, камни ворочает. Повсюду ручьи текут, гул стоит по горам. Вот как прошла гроза, везде по деревне ручьи бегут. Жилин выпросил у хозяина ножик, вырезал валик, дощечки,
колесо оперил, а к
колесу на
двух концах кукол приделал.
Сделают из теса четыре крыла, утвердят их крестом в вал и приделают к валу шестерни и
колеса с кулачьями, так чтобы, когда вал вертится, он бы цеплял за шестерни и
колеса, а
колеса бы вертели жернов. Потом крылья поставят против ветра: крылья начнут вертеться, станут шестерни и
колеса цеплять друг за друга, и жернов станет вертеться на другом жернове. И тогда сыплют зерно промежду
двух жерновов; зерно растирается, и высыпается в ковш мука.
Подскакивавший студент, чтобы сохранить равновесие и не вылететь из тарантаса, нагнулся вперед и стал искать, за что бы ухватиться, но кожаные тюки были скользки, и ямщик, за пояс которого ухватился было студент, сам подскакивали каждое мгновение готов был свалиться. Сквозь шум
колес и визг тарантаса послышалось, как слетевшая сабля звякнула о землю, потом, немного погодя, что-то раза
два глухо ударилось позади тарантаса.
Раз,
два, зашумели
колеса, побежал пароход по желто-синему лону Оки…
На другой день она была уже в городском клубе на благотворительном балу и продавала билеты. В саду под навесом, устроенным из флагов, вьющегося винограда и живых цветов, стояло несколько столиков. На столиках стояли
колеса с лотерейными билетами…Восемь очень красивых и очень нарядных аристократок сидели за этими столиками и продавали билеты. Лучше всех торговала графиня Гольдауген. Она, не отдыхая, вращала
колесо и сдавала сдачу. Пельцер, который был на балу, купил у нее
две тысячи билетов.
Но в это время послышался треск
колес, и
два легких экипажа промелькнули за канавой и частоколом.
Отец, куря папиросу, сидел на террасе в ожидании гостей. Вдруг он неожиданно вздрогнул. Послышался шум
колес, и к нашему дому подъехал небольшой шарабанчик, в котором сидели
две дамы: одна пожилая, другая молоденькая в белом платье — нежное белокурое создание с мечтательными глазами и тоненькой, как стебель, талией. Она легко выпрыгнула из шарабана и, ловко подобрав шлейф своего нарядного шелкового платья, пошла навстречу отцу. Он подал ей руку и поманил меня.